Днепрогэс: Киев

Выйдя из здания, Брежнев глянул на часы, и залезая в служебный «Виллис», спросил водителя:

— Успеем, Фомич?

— Конечно, 270 километров для этого фронтовика — максимум, четыре часа. Скорость 100 км, машина из охраны Жукова, — Фомич обеими руками ударил по рулю. — А до войны я ездил на ЗИСе- возил Темеза. Великий человек, по характеру вы мне напоминаете его. Мог запросто посидеть и поболтать с рабочими. Он за два года отстроил Крещатик.

Брежнев хорошо разбирался в людях и знал, что если подзадорить Фомича, то трудно будет его остановить — пусть болтает: дорога длинная, а в голове пусто.

— Он архитектор?

— Нет. Он секретарь горкома партии и руководил строительством. Архитекторы, я убедился, — народ странный и упрямый, но знающий свое дело.

— С чего ты взял?

— Мне часто приходилось слышать, как обсуждали их проекты, кричали, но архитекторы всегда стояли на своем. В итоге, центр Киева украшает десять административных зданий. Особенно я запомнил Ивана Фомина. Он был ученый, академик что ли. Все с ним советовались.

— Чем он отличился?

Совнарком

— А вы не видели до войны столичное здание Совета народных комиссаров, самое большое строение Киева. Начали строить в 36-м и закончили в два года. Для комиссариата внутренних дел, но Хрущев передал Совету народных комиссаров. С закругленными коридорами и множеством углов напоминает крепость.

— Видел, но не знал, что это Фомин. Еще кого знали?

Верховный Совет

— Владимира Заболотного. Также в 36-ом он спроектировал здание Верховного Совета. В том же году было спроектировано здание Киевского военного округа — Сергеем Григорьевым. Но все-таки главным творцом облика Киева я считаю Иосифа Каракиса: он автор множества проектов жилых и общественных зданий... — выезжая из городского шума, Фомич повернул голову в сторону шефа и заметил на его лице полное безразличие к тому, что он говорил — видно, Брежнева интересовали совершенно другие проблемы. Фомич замолк и туже ухватился за руль, набирая обороты двигателя.

— Почему молчите? — спросил Брежнев, догадавшись о причине тишины: он мог слушать другого, но думать о своем — война научит не только этому. Но сегодня он выдал себя, слишком глубоко зарылся в собственные мысли. — Я слушаю вас.

— А что говорить-то, — выдохнул Фомич. — После немцев там была полная разруха. В 1943 году знаете, с чего начали восстановление? У пяти домохозяек, которые встали перед Зданием комиссариата, из инструментов были: лопата, лом, кирка и носилки. Только позже это стало массовым, народным...

Брежнев закемарил. Фомич сосредоточился на дороге, но воспоминания сами собой вспыхивали перед глазами.

25 февраля 1944-го года Совнарком принял постановление по расчистке завалов. Война продолжалась, но все понимали, что скоро конец — и спешили вернуть любимому городу прежний вид. Горожане работали в две смены и численность их достигала 15 тысяч человек. Расчистка приобрела всенародный размах, но людей не хватало. Власти привезли деревенских, и улицы заполнились девчатами.

Елена Хавро — девушка девятнадцати лет, красивая, заводила всех веселым нравом и силой духа. Ее бригада творила чудеса — за двенадцать минут на спор выгружали трамвайные платформы весом 12 тонн. Но в один день ее бригада не вышла на работу. Лена лежала в бараке ничком на деревянной кушетке, окутанная в фуфайку и шерстяную шаль. Она тихо рыдала — парень погиб. Работала на два фронта и на фронте любви потерпела поражение. На следующий день всей бригадой ее провожали домой, в село. Бригада распалась.

 — Остановимся?

— Да, конечно, — ответил Фомич. Он уже знал то место, где Брежнев захоронил в братской могиле двадцать одного солдата из разведотряда. Брежнев вышел и сразу же поторопился к сопке, на ходу срывая цветы по обочине тропинки. Над головой каркнула ворона. Глянул на небо и в мыслях вновь стал анализировать бой: если бы не авиабомба, группа осталась жива. Они героически взяли высоту, радовались как дети и ничего не успели сделать, когда им на головы внезапно под шум канонады спикировал враг.

— Одного не пойму, Фомич, — произнес Брежнев, вставая с колен и оттряхивая пыль. — Немцы такие же, как и мы: две руки, две ноги… Но откуда в них столько ненависти! Это точно не с молоком матери.

Фомич продолжал думать о Хавро — может быть, и ее парень нашел покой здесь.

— Не знаю, товарищ генерал.

— Это фашизм, который на чаше весов перевешивает все человеческое и приходит из ада. — Брежнев говорил тихо, как бы рассуждая с самим собой. — В Берлине ко мне привели немецкого мальчика-сорванца лет десяти. Он оказал ожесточенное сопротивление среди обломков своего дома. Там погибла его семья, а он мстил за фюрера. Фашизм — это заразное заболевание.

Через полчаса "Виллис" преодолевал расстояние к зданию ЦК партии по улицам восстанавливающегося из пепла города. Было жарко. Волнение росло. Наконец приехали, машина передними колесами уперлась в бордюр и резко остановилась, бросив пассажира вперед.

Здание ЦК ВКП(б)У

Брежнев вышел из машины, осмотрелся и, восхищенный красотой здания, спросил:

— Фомич, кто строил?

— Если не ошибаюсь, архитектор из Ленинграда Иосиф Лангбард.

— Благодарю за экскурс в историю архитектуры Киева.

Фомич взглядом провожал шефа, который с легкостью поднимался по ступенькам подъезда здания ЦК. В офицерском парадном кителе коричневого цвета с поднятым воротом и двумя Орденами Ленина на груди он выглядел великолепно.

Брежнев сделал три шага и оказался внутри большого кабинета. Вот он, Хрущев, в пиджаке серого цвета, белой сорочке и галстуке. Лицо потное, волевое. Брежнев представился. Хрущев встал, пристально изучая нового знакомого.

— Садись, Леонид. — приказал Хрущев. — Форму генерала снять: она тебе больше не понадобится…

— Что за чертовщина, — подумал Брежнев. — Не вы мне ее дали, не вам и снимать. В этой форме я прошагал парад Победы на Красной площади...

— Оденете гражданскую форму, — продолжал Хрущев. — Вы кто по специальности?

— Инженер-металлург.

— Станете инженер-строителем. Строительство — самое великое дело, на которое способен человек. Я думаю, у вас есть представление, что такое бетон, кирпич, арматура. Знаете ли вы, кто построил красивое здание, в котором мы находимся?

— Ленинградский архитектор Иосиф Лангбард.

Многие здания построены на месте древних киевских святынь

Хрущев пришел в восторг.

— Уверен, что многие в здесь не знают этого. А здание комиссариата?

— Иван Фомин.

Хрущев задумался, затем встал и стал расхаживать туда-сюда возле своего кресла.

— Леонид, я наводил справки о тебе и не хочу ошибиться.  Рекомендую тебя первым секретарем в Запорожский обком партии. Там у меня два первоочередных объекта: «Днепрогэс» и завод «Запорожсталь»… Ты меня слышишь, Леонид?

— Да, Никита Сергеевич, — ответил Брежнев. Это столь ответственная должность, и я…

— Никаких «я», — отрезал Хрущев. — Это приказ партии: «Днепрогэс» и «Запорожсталь». Вы увлекаетесь архитектурой, — перевел тему Хрущев, — Хорошо знаете Киев?

— Нет, это мой водитель, пока ехали из Винницы, рассказал про наши достопримечательности.

— Мне бы такого умного, — Хрущев улыбнулся, затем снова собрал руку в кулак. — Если не успеешь завершить восстановление объектов в намеченный срок, заберу у тебя водителя. Понимаешь?

— Что надо сделать?

Хрущев издал смешок.

— Расчистить двести пятьдесят тысяч раздробленного бетона, восстановить сто тридцать тысяч кубометров кладки, в тело плотины надо вложить восемьдесят тысяч кубометров нового бетона и так далее. Механизмов не хватает, инструментов не хватает. Есть только, — Хрущев выставил вперед растопыренные пальцы, — руки, чтобы работать и, — он постучал по голове, — голова, чтобы думать.

Брежнев на минуту потерял уверенность. Он попросил лист бумаги и ручку, быстро под взглядом секретарей партии или членов бюро сделал наброски, чтобы хоть как-то представить невообразимое.

Алевсет Дарчев